Пустые макароны

[Rusminin]

Как известно любому мало мальски образованному идальго, "Сон разума рождает чудовищ". Замечание вполне справедливое и понятное широкому кругу людей. Однако мало кто при этом вспоминает, что бодрствующий разум подходит к производству чудовищ прямо таки с конвейерным методом. Неизвестно точно почему: является ли это засевшим в подсознании отпечатком диких и опасных веков до начала самой архаики, когда человек был так слаб и беззащитен; выходят ли наружу наши потаенные животные инстинкты страха, или чертов Лавкрафт все же был прав и лишь тонкая полоска невежества отделяет нас от океана безумия с жуткими темными спинами, изредка переваливающимися на его поверхности? Скорее всего ответ состоит в том, что это сотворение монстров - чрезвычайно интересное занятие.
Одним из ярких представителей класса монстров, созданных в здравом уме и твердой памяти (Потому что все знают что Flash память - фигня и не подходит для длительного хранения), является Летающий Макаронный монстр. Знакомьтесь,

"Летающий макаронный монстр" представляет собой почти что самый яркий и мощный антиклериканский образ, уступая по изяществу и производимому эффекту лишь ЛаВеескому учению Сатанизма. Развившееся от Чайника Рассела в более образной и абсурдной форме, существо построено на использование факта принципиальной трансцедентности божества. Говоря проще, если не существует никакого способа узнать облик бога или какими либо другими способами детектировать его присутствие и характеристики, следовательно облик подобного недоступного божества совершенно равновероятен. Он может быть подобен столь же недектируемому чайнику, летающему по какой-то далекой орбите, либо он может быть макаронным монстром (или вообще предельно профанизированным образом из сериала South Park). А подобная вседозволенность дает полный карт бланш (И лицензию на убийство) абсурдистским толкованиям, которые столь удачно умеют низводить всевозможные философские конструкции, умаляя при этом их статус. И все было бы хорошо, и работал бы он исправно, дробя в пыль жалкие логические потуги клириков в ключе "всеобщей уравниловки" для защиты преподавания "разумного творения" в школах, если бы не один существенный изъян. Изъян этот закономерно кроется как раз в его, монстра, абсурдности. Однако прежде чем рассмотреть данный парадокс и определить, как же это так произошло, я думаю стоит сделать отступление и сказать пару слов о моем отношении к религии, поскольку этот вопрос я уже буквально предчувствую.

Я рос и воспитывался в, если можно так выразиться, умеренно-православной семье. Я думаю каждый представляет себе, что это такое. Никакого религиозного экзальтизма, строгости, зеалотрии и чрезмерного аскетизма. Однако при этом я был общепринято крещен, на общих основаниях прочитал адаптированную для детей Библию, на общих же основаниях носил крест и иногда ходил в церковь. Жесткого соблюдения всех предписаний и обязанностей в нашей семье не было, однако иконы дома стояли, а Пасха и Рождество были если и не наравне с Новым Годом или Днями Рождения, то на четком втором месте по значимости.
Я довольно ясно помню детские ощущения, связанные с религией, а на их основе нахожу возможным сделать вывод, что Православие просто превосходно для детей. Потому что оно интересно. В детском возрасте действительно получаешь море положительных эмоций от христианской мифологии (особенно в моем случае шедевральных пластинок, где Библию читает Смоктуновский), от следования обрядам (разве что не слишком фанатичного), от посещения церкви(И надо отдать должное Христианству - эффекты обрядов оно за свою историю отточило до совершенства. Но речь не об этом...).

Помимо внешних эффектов, присутствовали и определенные внутренние ощущения. Ведь вооружившись инструментарием Канта, моральный закон мы неизменно обнаруживаем внутри себя. Наиболее ярким и четко опознаваемым ощущением с моей точки зрения является фундаментальная игра разума - "Бог - Наблюдатель". Думаю, что любой, кто воспитывался в христианской среде, в какой-то момент ловил себя на ощущении своей наблюдаемости со стороны высших сил моральной полиции. И, подобно квантовомеханической частице, факт наблюдения менял само поведение наблюдаемого - и вот я уже упражнял себя в размышлениях, как стоит или не стоит себя вести в присутствии если не действительного наблюдения, то его хотя бы самой мысли о нем. Ведь подумав один раз о невидимом наблюдателе, даже если это и не белая обезьяна, очень сложно выбросить его из головы. Наблюдатель не всегда ассоциировался непосредственно с богом в его привычных образах - иногда ощущения были похожи на внутренний образ умерших родственников или фигур морального авторитета. Неизменным оставалось лишь ощущение того, что твои действия наблюдаются и оцениваются где-то там, за невидимым куполом, что побуждало эти действия лучше контролировать и обдумывать.
"Бог - Наблюдатель" отличался по ощущениям от привычного "притворства" детских игр, насколько бы оно не было глубоким. Во время игры, как бы далеко не заходило воображение, оставалась яркая отчетливая мысль где-то в уголке сознания, что это игра, притворство. Ощущение же наблюдения приходило из-за границ сознания и представления о его истинности лежало там же. Не будучи творением сознательной части разума, оно не могло им оцениваться. А отточенное до остроты лезвие "проверки реальности" пришло гораздо позже. "Бог - наблюдатель" был одной из самой интересных ментальных игр с самим собой, но далеко не единственной (диалоги в внутренними симулякрами, к примеру, или комментирование собственных мыслей на "втором слое" сознания), поэтому когда она постепенно ушла, ее место не оставалось зияющей пустотой внутри. Но как именно ушло это ощущение?

У меня никогда не было единичного опыта крушения веры, не было никаких драматических случаев, когда я, подобно героям кинематографа, вопрошал небеса "Почему? Почему?". Да, я сталкивался с одним из центральных переживаний - смерти родственников, однако эффект от него оказывался смазан тем, что взрослые обычно скрывают эти печальные факты насколько можно. А когда само переживание и связанные с ним эмоции все же нахлынут - совершенно не обязательно будут они захлестывать и рушить стены веры. Религия фокусирует жизнь во всех ее проявлениях, включая и смерть. Я не сталкивался и с жестокостью мира сверх привычных для всех уровней, меня не трясло по жизни в урагане случайности, не было никаких ломающих дух потрясений.

Как и с детским артефактом - верой в Деда Мороза, вера в Бога постепенно растворялась, истончалась и исчезала, вместо того, чтобы однажды поймать с поличным родителей с подарками. Незаметно, постепенно и равномерно, как тающее мороженное, забытое в жаркий день на скамейке. Там, где когда то была уверенность (Именно уверенность, а не вера, подразумевающая некое направленное напряжение. У меня, напротив, было лишь твердое знание, что дела обстоят подобным образом, как и по многим другим вопросам в детском возрасте. Нельзя верить, пока не умеешь сомневаться), постепенно не осталось ничего. Длилась эта волновая функция моей веры ровно до тех пор, пока мне не пришло в голову задать вопрос о существовании бога и не найти в себе ничего, что склонило бы к положительному ответу. Как и с Дедом Морозом, настал момент, когда делать предположения о его существовании стало для меня просто... глупо и по-детски.

Ни одного железного факта, ни единого объективного и непротиворечивого умозаключения. Цитируя великого математика и физика Пьера Симона Лапласа "В этой гипотезе я (более) не нуждался". Мое мировоззрение, поведение, моральные установки более не зависили от наличия или отсутствия наблюдения внешних сил, а их влияние на окружающий мир не имеет ни единого здравого и непротиворечивого подтверждения. Философские вопросы о пределах познания, стремлениях и чаяньях человечества, особенностях их мышления и мировосприятия никуда не делись, но в сознательном возрасте я сделал сознательный вывод считать любые высшие трансцендентные силы, которые нельзя детектировать, несуществующими (разумеется при отсутствии серьезных аргументов pro). И с тех пор мой крест лежит в шкатулке на стеллаже, не более чем детская меморабилия. Я не могу абсолютно точно утверждать, что никогда в своей жизни не буду нуждаться в поддержке сверхъестественных сил, но я надеюсь что никогда жизненные обстоятельства так сильно не надавят на мой разум, чтобы он не смог найти иного выхода, кроме как принять их.

Мой опыт, насколько бы персональным он ни был - о чем он может говорить? Я могу сделать из него тот вывод, что религия вообще и Православие в частности не может быть всего лишь искусственно насаждаемым явлением ограниченной группы фанатиков или зеалотов, либо только лишь в силу привычки. Религия растет изнутри, из каких-то особенностей, вопросов и нюансов, заключенных там, в загадочном переплетении миллиардов нейронных сетей. Поэтому религиозное чувство алогично. Логика способна оперировать фактами и посылками, которые регистрируются сознательно, в то время как сама гланда религии спрятана надежно и глубоко от любопытного сознания, выдавая ему лишь результаты своей таинственной деятельности. Религиозность растет из непознаваемых потребностей, из каких-то особенностей самого разума, которые не поддаются пока анализу. Да, само явление религии вызывает немало вопросов как по его последствиям для общества и цивилизации, так и по необходимости религии вообще. Не нужно уходить от него - вопрос необходимости и даже позволительности религии для общества поставлен, к его реализации потталкивают многочисленные положительные и отрицательные последствия наличия религии, а в особенности нескольких религий противостоящих. Но в данный момент я явно не готов не то что ответить, но и представить последовательную точку зрения на эти вопросы.
Могу я, однако, задать риторический вопрос - а чего же можно добиться подходя к ней с сугубо логически-абсурдистской точки зрения?
Ну, не исключаю, что какое-то количество людей, поразмыслив над секвенцией Его Макаронного Величества, сменит свои взгляды; совершенно точно какая-то большая группа людей в принципе начнет размышлять над ней. Но и не менее точно останется весьма обширное количество людей, которое в лучшем случае удивленно пожмет плечами. И вовсе не из-за какой-то ограниченности или упрямства, но лишь потому, что Макаронный Монстр не способен дать им ничего, что им нужно. Он не может обратиться к внутренним вопросам, он неспособен заменить собой религию в мировоззрении, в социальной структуре, в моральных установках, которые эти люди исповедают, но самое главное - в том потаенном механизме, из-за которого вера возникает вообще. Да, теоретически универсальная замена всех этих вещей, устраивающая всех, быть может и найдется когда-нибудь, но требует она совершенно другого подхода, чем "лечение монстрами", в чем-то схожее с лечением пиявками. Глупо назначать пиявок в случаях серьезных бактериологических или вирусных заболеваниях(а "вирулентность" у религии немалая). Не говоря уже о том, что неплохо было бы поставить для начала верный диагноз и сделать вывод, а нужно ли лечение веры вообще или симптомы идут вовсе от чего-то совершенно другого.

Что же остается от самого Макаронного Монстра? Остроумнейшая логическая шутка? Ну возможно, но вы ведь не ожидаете, что все люди запрыгают от радости из-за столь малого угощения, когда они голодают по морали и метафизике? Таким образом сполна насладится Макаронным Монстром могут только любители макарон - люди, оперирующие сугубо логикой в вопросах мироздания и собственного восприятия. Лишь они могут сполна оценить шутку. А в большинстве своем они совершенно не нуждаются в отходе от религии, поскольку шаг этот давно совершили. Возможно во времена "доказательной религии" Фомы Аквинского и Блаженного Августина секвенция была бы сильным доводом сугубо для них, но когда логика давно уже вновь убежала от религии на свободу, пикировка с ними выглядит запоздалой. Для всех же современных верующих этот логический эксперимент останется лишь тем, что он есть для их метафизического голода - пустыми макаронами.